Юлия Водкина

Блядь, да мне похуй на тебя, блядь, слушай. Какая у тебя там тачка, блядь, квартиры, срачки, там блядь, яхты, всё — мне похуй там. Хоть «Бентли», хоть, блядь, нахуй, «Майбах», хоть «Роллс-Ройс», хоть «Бугатти», блядь, хоть стометровая яхта — мне на это насрать, понимаешь? Сколько ты там, кого ебёшь, каких баб, каких, значит, вот этих самок, шикарных или атласных, блядь, в космос ли ты летишь — мне на это насрать, понимаешь? Я, блядь, в своем познании настолько преисполнился, что я как будто бы уже сто триллионов миллиардов лет, блядь, проживаю на триллионах и триллионах таких же планет, понимаешь? Как эта Земля. Мне уже этот мир абсолютно понятен, и я здесь ищу только одного, блядь: покоя, умиротворения и вот этой гармонии от слияния с бесконечно вечным, от созерцания этого великого фрактального подобия и от вот этого вот замечательного всеединства существа бесконечно вечного — куда ни посмотри: хоть в глубь — бесконечно малое, хоть ввысь — бесконечно большое, понимаешь? А ты мне опять со своими, там, это. Иди, суетись дальше, твое распределение — это твой путь и твой горизонт познания, ощущения и твоей природы. И он несоизмеримо мелок по сравнению с моим, понимаешь? Я как будто уже глубокий старец бессмертный или, там, уже почти бессмертный, который на этой планете от её самого зарождения, еще когда только Солнце еще только-только сформировалось как звезда и вот это газопылевое облако, вот, после взрыва Солнца, когда оно вспыхнуло, как звезда, начало формировать коацерваты-планеты, понимаешь? Я на этой Земле уже как будто почти пять миллиардов лет, блядь, живу и знаю её вдоль и поперек, этот весь мир, а ты мне, там, какие-то эти. Мне похуй на твои тачки, на твои, блядь, нахуй, яхты, на твои квартиры, там, на твоё благо, понимаешь? Я был на этой планете, так сказать, или бесконечном множестве, и круче Цезаря, и круче Гитлера, блядь, и круче всех великих, понимаешь, был? А где-то был конченым говном, ещё хуже, чем здесь. Потому что я множество этих состояний чувствую. Где-то я был больше подобен растению, где-то был больше подобен птице, там, червю, где-то просто был сгусток камня. Это все есть душа, понимаешь? Она вот имеет грани подобия совершенно многообразные, бесконечное множество. Но тебе этого не понять, поэтому ты езжай себе, блядь. Мы в этом мире как бы живём разными ощущениями, разными стремлениями. Соответственно, разное наше и место, разное наше распределение. Тебе я желаю, все самые крутые тачки чтобы были у тебя, и все самые лучшие самки, чтобы раздвигали перед тобой ноги там, все свои щели нашиворот-навыворот, блядь, перед тобой, как ковёр, это самое, раскрывали и растлевали, растлали. И ты их чтобы ебал, до посинения, до красна, до солнца закатного. Чтоб на лучших яхтах, на самолётах летал и кончал прямо с иллюминатора и всё, что только может в голову прийти и не прийти. Если мало идей – обращайся ко мне, я тебе на каждую твою идею еще сотни триллионов подскажу как, что делать. Ну а я, что? Я иду, как глубокий старец, узривший вечное, прикоснувшийся к божественному, сам стал богоподобен и устремлен в это бесконечное, который в умиротворении, покое, гармонии, благодати, в этом сокровенном блаженстве пребывает, вовлечённый во всё и во вся, понимаешь? Вот и всё. В этом наша разница. Так что, я иду любоваться мирозданием, а ты идёшь какой-то преисполняться в гранях каких-то. Вот и вся разница, понимаешь? Ты не зришь это вечное бесконечное, оно тебе не нужно. Но зато ты, так сказать, более активен, как вот этот дятел долбящий или муравей, который вот очень активен в своей стезе, вот и всё. Поэтому давай, наши пути здесь, так сказать, имеют, конечно, грани подобия, потому что всё едино, но ты меня… Я-то тебя прекрасно понимаю, а вот ты — вряд ли, потому что, как бы, я, ты и, как бы, я тебя в себе содержу — всю твою природу, она составляет одну маленькую, там, песчиночку от того, что есть во мне, понимаешь? Вот и всё. Поэтому давай ступай, езжай, а я пошел наслаждаться, нахуй, блядь, прекрасным осенним закатом, блядь